25.11.2019 г. Как мы уже ранее сообщали, в Иоанно-Богословском мужском монастыре работала монашеская секция «Подвиг в жизни монаха (борьба со страстями – война в мирных условиях)». В рамках работы данного направления выступили настоятели, насельники и насельницы монастырей Мордовии. Сегодня мы публикуем доклад насельника Рождество-Богородичного Санаксарского мужского монастыря иеромонаха Пантелеимона (Шибанова) Исихазм в условиях современного монашества
Разговор о проблемах возрождения исихастской традиции в условиях жизни современных Российских монастырей — тема столь обширная по материалу и столь многообразная по аспектам, что вместить её в один доклад не представляется возможным. Исихазм — явление уникальное, многоплановое, и чтобы сегодня можно было успешно применять традицию умного делания в наших обителях, необходимо это явление прежде всего глубоко и всесторонне изучать. И в плане историческом, и в плане богословском, и в плане аскетическом.
В плане историческом — это сложный и длительный процесс становления и формирования традиции. Отправная точка её, несомненно, находится в «прямой преемственности харизматического порыва мучеников Церкви – которые, в свою очередь, были прямыми наследниками и носителями чистого первохристианского духа новозаветного откровения». В Византии этот процесс растянулся на тысячу лет и завершился принятием знаменитого догмата о Божественных энергиях на поместном соборе Византийской церкви в 1351г. «Опытные выводы исихастсткой практики (т.е. полученные в результате личного опыта богосозерцания целых поколений подвижников) получили богословское и догматическое закрепление в соборном определении». Это событие мы называем иногда «вторым торжеством православия», и празднуем во вторую Неделю Великого Поста.
После падения Империи, Византийская «исихастская школа, исихастский тип христианской аскезы удивительно органично пришлись и привились на Руси, найдя здесь как бы вторую родину и обнаружив созвучие и близость с русским религиозным менталитетом». С этого момента и вплоть до начала XX века исихазм в России, несомненно сохранив ядро и основу традиции, постепенно приобретает свои особенные черты. В некотором смысле, именно русский исихазм осуществил на практике идею, которая в Византии была сформулирована преимущественно свт. Григорием Паламой: исихазм не ограничивается монастырскими стенами, и его влияние должно простираться на науку, культуру, искусство. Падение Империи положило предел практическому осуществлению идеи. В русле этой темы отдельного, детального обсуждения требуют такие аспекты, как: русская идеи «монастыря в миру», выход исихазма за пределы монастырских стен, и особая, отличная от древней, миссия русского старчества.
Говоря о богословии исихазма, нужно отметить, что в современном монашестве существует мнение, будто это — сугубо теоретическое занятие, нечто сродни философии. И поскольку исихазм ассоциируется прежде всего с христианской мистикой, с её высочайшими вершинами, богословие зачастую понимается как наука, не находящая в нашей повседневной молитвенной жизни никакого практического применения. Учение о Фаворском свете, о Божественных энергиях ещё понятно. Ну, например, такой вопрос, как влиянии неоплатонизма на формирование православной мистики. Мы то, казалось бы, вроде бы тут причём? Но давайте вспомним, (я беру в учёт, разумеется, своё поколение монашествующих) что мы делали тогда в 90-хх, исполненные новоначальной ревности? Из всей традиции исихазма мы брали лишь то, что больше всего нравилось. Низенькие стульчики для удобного молитвенного положения тела. Непосильные для нас тогда аскетические тексты, которые давали больше неосознанного восторга, чем нужных знаний. Длинные чётки — на 300, на 500 узелков, чтобы не перерывать свою мнимую исихию. У одного брата я даже видел чётку на 1000 узелков, и эту махину он тянул, чтобы она не перепуталась, перебросив через блочок, прикреплённый к иконной полке. И обязательно — обособиться от братии, не разговаривать, закрыться где-нибудь в укромном уголке, никого не замечать. К этому, строгий, порой чрезмерный пост, ночные бдения. Некоторые переставали мыться. И всё это, разумеется, без благословения — а вдруг подвиг запретят, и зачем тогда оно нужно, это расслабленное монашество? Казалось тогда, что мы усердно молимся, подражая Святым Отцам, тратим максимум усилий. Мы убирали, как казалось, все препятствия для молитвы, и ждали — когда же нас коснётся благодать. Ждали «невещественного соприкосновения разума с Богом». Так вот, если угодно, это и есть практически мистика неоплатоников. «Чистое созерцание», при котором ум, освободившись от всего телесного и земного, должен автоматически (условный термин!) соединиться с Богом. Разумеется, заканчивалась такая молитва обычно разочарованиями. Люди либо бросали подвиг молитвы, говоря: это не для нас и не для нашего времени, и пытались реализоваться в какой-либо внешней деятельности, либо вовсе уходили из обители.
Следует так же отметить, что в современном богословии существуют такие понятия, как: исихастская антропология, (т.е. цельное, разработанное учение о человеке, как сложной энергийной системе), исихастсткое учение о покаянии (т.е трансформации человеческих энергий, преобразовании их из страстей в добродетели), исихастское учение о времени (циклическом, спиральном, линейном, точечном). Таким образом, только беглый взгляд (обзор) явно свидетельствует, что наиболее полный и удовлетворительный разговор о проблемах изучения и возрождения исихастсткой традиции — это вопрос не только не одного доклада, но пожалуй и не одной конференции.
Данный доклад преследует цель более практическую, и имеет характер, если угодно, некой «работы над ошибками». Разобрать: что же важного и существенного нами было упущено, что привело к охлаждению? Автору доклада, находящемуся в русле возрождения современного монашества, в середине 90-хх приходилось задавать этот вопрос различным современным подвижникам. Это были такие замечательные молитвенники, как блаженной памяти: схиигумен Иероним, духовник Санаксарского монастыря, схиархимандрит Питирим, постриженик Почаевской Лавры, архимандрит Кирилл Павлов, схимархимандрит Антипа (Оборин), духовный сын глинских подвижников: митрополита Зиновия (Мажуги) и отца Виталия (Сидоренко). Из ныне здравствующих: ученик и келейник старца Софрония Сахарова схиигумен Серафим Барадель, начальник Всесвятского скита на Валааме, и так же и другие ученики старца Софрония с которыми удалось встретиться за эти годы, это схимонах Илларион старец скита …., монах Симеон из Америки, насельник одного из монастырей, основанных старцем Ефремом, учеником прп. Иосифа Афонского и многие другие, чьи имена по их просьбе я не могу назвать. Мнение этих людей, их воспоминания о своих духовных руководителях, о своём духовном пути, автору и хотелось бы взять за основу в разборе двух важных вопросов:
— наставники «умного делания» сегодня,
— возможность в наше время стяжания молитвы.
С этими вопросами мы сталкивались в начале своей молитвенной жизни, и часто находили на них не правильные ответы. Но в монашеской жизни нельзя бояться много раз начинать сначала. Нельзя говорить: вот мы такими уже сформировались за столько лет и теперь уж ничего не поделаешь. Никогда не поздно исправить ошибки, чтобы двигаться дальше.
Я понимаю, что в зале находятся люди, уже имеющие свой личный молитвенный опыт и далеко превосходящие меня в вопросах теории и практики умного делания, поэтому заранее прошу прощения за некое своё вынужденное учительство, — делаю это сугубо по послушанию. Я просто хочу ещё раз озвучу, напомню то, что мои собратья монахи и так скорее всего знают.
Итак, есть ли сегодня наставники умного делания?
Утверждение, что в наше время нет старцев и наставников умного делания — не верно. Они есть. Но особенность промысла Божьего о современном монашестве состоит в том, что они не явлены так, как это было в совсем ещё недалёкие времена (например, Оптина пустынь), и если ничего не делать, пассивно ждать пока старец проявится, а уж потом мы к нему присмотримся, рассудим, взвесим, и может быть тогда… — то никакого наставника мы скорее всего не получим. Современный человек слишком непостоянен, не имеет внутренней целостности, слишком горд, не благодарен, слаб и душевно и телесно, нетерпелив, в искушениях зачастую легко сдаётся, легко пренебрегает дарами Божьими. (Проблема настолько велика, что в современном богословии исихазма существует понятие: пред-человек и даже, простите, недо-человек). Современный монах, за редким исключением, почти не способен на истинное послушничество. Поэтому, желание иметь наставника в молитве должно быть им не просто осознанно, оно должно быть им выстрадано. Нужно приобрести опыт чуткого, открытого, болезненного и благодарного сердца. Такой опыт действительно можно только выстрадать. «Я не желаю вам благодати, говорил прп. старец Иосиф Афонский своим ученикам. — Я желаю вам опыта. Потому что, не имея опыта, вы всё равно потеряете благодать и тогда станете самыми несчастными людьми на свете. А имея опыт вы сумеете стяжать и удержать её». Так вот если мы, доверившись Богу, начнём неустанно делать первые шаги, — спотыкаясь, ошибаясь, получая раны, но при этом не отступая, — то, может не сразу, чтобы наше намерение, повторюсь, было хорошенько испытано, но обязательно в нужное время появится человек, который укажет нам куда и как идти дальше. Если мы не ослабнем и продолжим движение, — появится тот, кто сможет проводить нас ещё дальше, а потом и ещё и ещё. И это, как утверждают современные подвижники, проверено опытом. Нужно только, чтобы сердце было открыто для принятия руководства. Нужно, чтобы оно настрадалось, чтобы ощутило свою беспомощность, как тот евангельский больной у купели, которого некому было отнести к воде. Мы можем (и это очень важно понять!) за всю жизнь не получить единого наставника на всё поприще, но истинно и законно подвизающегося в подвиге умного делания монаха Господь никогда не оставляет без путеводителя. Но по мере произволения и неустанного делания даётся сегодня руководство. Такой способ поиска руководителя предусматривает постоянное и усердное делание, сопряжённое со всевозможными скорбями, и поэтому нам зачастую проще считать, что в наше время руководителей нет.
Совсем коротко скажем о мнении, что стяжание молитвы и благодати в условиях современных монастырей невозможно из-за: паломнической суеты, бесконечных строек и попечений, из-за немощи современного человека и тд. Уже в X веке такое мнение прочно бытовало в Студийской обители, и было, как утверждают исследователи, выражением общецерковной позиции того времени. Прп. Симеон Новый Богослов называл это «новой ересью» и боролся с ней всю свою жизнь. В XIV в. прп. Григорий Синаит, не нашёл себе наставника умного делания в родном монастыре св. Екатерины, который был центром «синайского исихазма» с VII практически по X век. По зависти братии, утверждавшей, что Григорий ищет невозможного, он вынужден был покинуть обитель и обучался умному деланию на о. Крит у некого старца Арсения. В том же XIV веке святитель Григорий Палама, известный тогда делатель молитвы, был приглашён в настоятели братией монастыря Эсфигмен, и уже через год братья попросили святого Григория покинуть обитель, не выдержав его строгой молитвенной дисциплины. Во все времена существовали человеческие немощи, и во все времена были те, кто имел решимость эти немощи преодолевать. Это касается и внешней суеты. Константин Палама, отец святителя Григория, ныне прославленный в лике святых Греческой церковью, занимал высокий пост советника императора Андроника Палеолога Младшего и при этом имел высшие степени умно-сердечной молитвы. Исихастами были патриархи, митрополиты и игумены крупных монастырей. Прп. Силуан Афонский имел высокие степени молитвы в условиях многолюдного и шумного Пантелеимонова монастыря, и утверждал, что никакое послушание не препятствует стяжанию молитвы. Старец Софроний был истинным делателем молитвы и в условиях Афона и в условиях шумной Европы. Делателем молитвы был московский старец отец Алексей Мечёв и многие другие, живущие среди городской суеты. «Поистине, — гласит изречение, приписываемое св. Макарию Египетскому, — не имени монаха или мирянина, или девы, или жены с мужем, но правого произволения ищет Бог».
Ученики старца Софрония (Сахарова) обычно к этому прибавляют следующее. Мужественные души, в которых Господь видит решимость идти до конца во что бы то ни стало, испытываются Им порой до крайних пределов. И тогда человек, хоть и бьётся мужественно и неослабно, но под гнётом непрекращающихся тяжёлых искушений, в состоянии богооставленности (хотя Господь всегда незримо присутствует и зрит на борьбу), в состоянии оставленности людьми, видя, что все его усилия при максимальном напряжении сил не приносят в конечном счёте практически никаких результатов, постепенно приходит в состояние глубокого, адского отчаяния. И тогда сбываются слова Писания: «Бездна бездну призывает». Бездна отчаяния человеческого призывает бездну милосердия Божьего. Такие люди за свою преданность, за свою твёрдую веру получают обильную благодать. И если мы такой благодати не имеем, то очевидно только потому, что не захотели терпеть подобные им испытания.
В качестве практического примера такого подвига можно привести традицию монастыря старца Софрония, которую переняли его ученики в самых разных уголках мира. Если человека постигало какое-то тяжёлое внутреннее искушение, его благословляли идти в келью и неотступно со слезами молить Господа о помощи. Не искать внешних утешений и развлечений. И не отступать до тех пор, пока эта помощь в душе явственно не приходила. Сколько бы для этого ни потребовалось сил и крайнего терпения. Старец говорил, что только таким образом человек начинает видеть, как в сердечной брани приходит и побеждает Бог, и так рождается мужество в борьбе.
Если тот первый молитвенный опыт в середине 90-х, во время возрождения монастырей, и привел к некоторому охлаждению из-за отсутствия результата, то только потому, что мы делали грубые ошибки в правильности выбора первых шагов. Самое глупое, что пришлось в те годы услышать, это: «Вы работайте спокойно на лесопилке — за вас там молятся». Это, конечно, ирония, но всё же…
Вот слова старца отца Серафима, келейника старца Софрония которые он часто говорил братьям своего скита. «У нас ничего не получается и не получится, и все мои слова , что зерно на ветер… Не хотите вы любить друг друга, хотите не любить, а безмолвствовать, т.е. чтобы никого и ничего… Только пустота и скука. Ибо молитва рождается от послушания, а истинное безмолвие, как созерцание в мире милости Божией, есть плод милосердия и плача».
Послушание и милосердие. Это как раз те подвиги, которые сопряжены с болью перерождения, с отсечением своей воли, смирением перед каждым братом. «Чтобы молитва ожила, нужно распластаться перед каждым братом», — говорил схиархимандрит Антипа (Оборин). «Не бойся боли, — писал старец Иосиф Афонский одному из своих учеников, — она сделает из тебя человека». Но современный человек очень трудно решается на боль. Нужно понимать, что и настоятель и братья, со всеми особенностями своих характеров, собраны вокруг нас не случайно, и являются той самой «голгофой милосердия и любви», через которую нашей душе лежит путь к воскресению благодатью. Мы обычно выбираем те подвиги, которые не затрагивают нашего внутреннего человека — его гнева, его гордости. Исихастский путь предусматривает одновременную работу над всеми человеческими энергиями. И в плане телесном, и в плане духовном и в плане душевном. Человек должен приложить все усилия, чтобы вырвать свои энергии у греха и направить их навстречу Божественным энергиям. То, на что не хватит человеческих сил, восполнит в своё время действие благодати. Необходима телесная аскеза, необходима молитва с крайним вниманием к помыслам, но без крайнего самоотречения молитва не освящается благодатью. А происходит это через наше братство, вне которого искать какую-то абстрактную волю Божью бессмысленно. Только цельный подвиг, одновременно затрагивающий все три фронта борьбы: дух, душу и тело, а следовательно всю совокупность человеческих энергий, может дать результат.
Закончить доклад хочется словами из книги «Трезвенное созерцание» неизвестного афонского подвижника, которые кратко подитоживают всё вышесказанное. Они хотя и являются очень высоким идеалом, но в книге этого подвижника служат описанием всего навсего начальных шагом на подступах к стяжанию молитвы. «Небесный Царь Господь наш Иисус Христос, Который чище всякой чистоты, просто и как случиться не входит в неразумное, неготовое и нечистое сердце… Подготовка же сердца состоит в следующем: всегдашний пост, безмерное злострадание и уничижение тела, чрезвычайное смирение. Ибо всегдашний пост очищает тело постника от действия и вещества злой похоти, уничижение тела умерщвляет и убивает неуместные взыграния плоти, а чрезвычайное смирение приносит молитву и становится для подвижника как бы провозвестником. Как утренняя звезда нам показывает и предвозвещает, что в скором времени взойдёт всесветлое солнце, так и смирение предвозвещает предуговившемуся подвигнику добрую весть и извещает его о том, что сейчас придёт в его сердце молитва и, придя, осветит душу, сердце и ум светлыми и сияющими лучами, которые умно исходят от имени Христова».
Увидеть восхождение этой утренней звезды в своей душе я от всего сердца желаю и самому себе и всем своим собратьям по монашескому подвигу.